Когда началась полномасштабная война, Леся Козачук жила с двумя дочками-школьницами в Боярке и уехала в первые дни. Узнав, какие зверства творили россияне, оккупировав Киевщину, Леся поняла, какой опасности она и ее дочери избежали. С этого времени семья живет во Франции, в городе Дижон. Дочери хорошо учатся, а Леся ищет работу по специальности – она логопед.
Видео дня
С чем пришлось столкнуться семье в Европе и что они думают о возвращении домой, Леся рассказала в интервью OBOZ.UA.
– Сейчас вы живете в Дижоне, как вы там обустроились?
– Я понимаю, насколько была права, приняв решение не ехать в маленький городок (как предлагала социальная служба. – Ред). Он очень привлекательный, но там нам было бы непросто. Тогда мне помогла подруга, которая дала объявление в Facebook, что семья с двумя детьми ищет жилье. Откликнулись две-три французские семьи. Одна из них, молодая пара с двумя маленькими детьми, жила недалеко от колледжа, куда ходили мои девочки. Они недавно купили половину дома и имели свободную комнату.
Это было прекрасное время! Когда ты близко не знаешь людей, с которыми живешь, могут возникать неудобства, но за все эти восемь месяцев, пока мы были у них, мы не услышали ни одного неаккуратного слова. Это очень вежливые, гостеприимные, добрые люди, мы до сих пор поддерживаем отношения с ними.
Затем нам предложили жилье в колледже, где учатся мои дети. У них есть жилищный фонд для студентов и учителей, там были свободные апартаменты (квартира). Пока я не работаю, оплачиваю только страховку за квартиру.
– Как девочкам дается обучение во Франции?
– Пока им тяжело. Мы здесь два года, конечно, изучить досконально французский за это время невозможно. Этот год для моей старшей Евы очень ответственный. Скоро ей исполнится 16, в украинской школе она переходит в 10-й класс и там все хорошо. А здесь, во Франции, она переходит из колледжа в лицей. Здесь такая система, что не родители с детьми решают, куда им идти дальше, а классный совет в зависимости от оценок.
Когда дети переходят в лицей и продолжают обучение, это называется класс «женераль и текник» (général et technique). Он фактически открывает все пути для обучения. Есть класс «профессионель» (professionnel), здесь возможности ограничены: ребенок будет получать профессию более высокого уровня, но узкой направленности: гостиничное хозяйство, менеджмент и т.д.
И есть еще одно направление «сеапе» (САР), это что-то вроде нашего ПТУ. Обычно туда попадают дети со слабыми показателями в учебе. Они получают профессию кассира, парикмахера, косметолога, плиточника, специалиста по обработке камней или металлов.
Представьте, что Ева учит французский всего два года, его уровень от А2 до В1, а преподавание ведется на уровне С1. Дети на уроке не понимают часть материала. До Нового года нам разрешали пользоваться переводчиком в Google, поэтому средний балл у дочери достаточно высокий.
Но после Нового года нас вызвали и сказали, что переводчик запрещается. И в конце разговора вообще предупредили, что в июле будет совет класса и нам могут заблокировать возможность пойти в лицей, если ребенок не покажет все, на что способен. Эти разговоры ведутся с каждой семьей, не только с нами.
Конечно, после этого показатели у дочери немного просели. А после общенационального экзамена BREVET (аналог нашего ВНО) была опасность «пролететь с лицеем». Хотя она хорошо сдала математику, физику-химию и языковой экзамен.
Учитель по истории и географии решил мотивировать Еву плохими отметками. И поставил ей подряд три «0». Можете вообразить, как именно это «мотивировало» подростка. Правда, он всем ставил низкие оценки, не выше 8 (высший балл – 20), и в школе об этом знают.
Но Ева активно работала три месяца, и ее средний балл (это балл по всем предметам) серьезно вырос. И классный совет дал ей «женераль», то есть теперь он может идти в любой лицей. А одной ее подружке, например, дали «профессиональ», а еще одну оставили на второй год. Но здесь это в порядке вещей. Никто сильно не сокрушается, когда год «удваивают».
Украинцам здесь очень трудно учиться, особенно по тем предметам, для изучения которых нужно знать язык и иметь словарный запас.
Моя младшая дочь Амелия учится в 6-м классе (это как украинский 5-й), ей будет 12 лет. Им пока оценки не ставят, только кружочки – красные, желтые и зеленые.
– Есть ли у девочек друзья, как они там адаптируются?
– С этим сложно. Старшая дочь в классе одинокая, изолированная. Говорит, что часто слышит в свой адрес смешки из-за акцента. Девочки, которые с ней общались, почему-то перестали. Здесь вообще есть такая тенденция: если дети в классе дружат, то в следующем году их обязательно отправят в разные классы. Считается, что это способствует социализации.
Дочь даже в столовую перестала ходить, потому что она там ест сама, понимаете, как это сложно для подростка. Хотя раньше там ей нравилось. Школьная столовая во Франции как кафе, всегда есть выбор из двух блюд. Теперь она прибегает домой пообедать. Во французских школах у детей перерыв на обед – 60-120 минут. У старшей – один час, у младшей – два.
Для Евы этот колледж был каторгой в последние полгода, мы буквально дни считали до окончания.
– А как у вас с адаптацией? Вы уже нашли работу логопедом?
– Я постоянно учу французский язык. Сначала была на одних курсах, затем с сентября по апрель посещала курсы профессионально направленные. Там нас учили находить себе работу, как сменить профессию. Условия очень строгие, нельзя опоздать даже на минуту, а если нужно отлучиться к врачу, то обязательно нужно предоставить справку.
Там я нашла группу общения среди украинцев, мы могли разговаривать в перерывах, и это меня очень поддерживало.
В конце курса нужно было найти для себя стажировку по той профессии, по которой собираешься работать во Франции. Я еще до курсов участвовала в проекте валидации трудового опыта (это называется VAE). То есть речь не о дипломе, а именно о работе, которой ты занимался. Ты можешь подтвердить на официальном уровне свой опыт и получить после экзамена французский диплом. Я написала что-то вроде магистерской работы, где описала часть своего трудового опыта.
И мне предложили подтвердить опыт «монитор эдюкатора» (Moniteur éducateur). Это что-то вроде воспитателя в учебных заведениях для детей и взрослых в ситуации инвалидности.
Во Франции профессия логопеда другая. Здесь логопед – это парамедик, занимающийся людьми с нарушенной иннервацией (пронизаность органов и тканей нервами, обеспечивающими их связь с центральной нервной системой), с моторной алалией (состояние, при котором поражаются двигательные зоны. Ребенок понимает, когда к нему обращаются, но ответить затрудняется) и т.д.
Из-за того, что я не владею идеально французским языком, разумеется, я не могу работать на этом посту. Кроме того, наличие французского диплома обязательно.
Здесь я еще нашла для себя профессию, которая возможна с моим опытом – «психомотрисьен» (psychomotricien). Она направлена на развитие и коррекцию моторных функций, а также внимание и логическое мышление.
Сейчас я прохожу стажировку по этой специальности. И найти стажировку здесь было тоже очень сложно, никто не хотел брать незнакомого человека, да еще и без хорошего французского.
Но мне помогла преподавательница речи. Мы встретились с ней случайно в электричке, она поинтересовалась, как мои дела. Я рассказала о стажировке. Тогда она говорит: «У меня есть три знакомых «психомотрисьен», мы что-то придумаем». И вот благодаря ей я прохожу практику. Эту работу я могу выполнять даже со своим уровнем французского.
Теперь возникает вопрос, как получить диплом, потому что без него никуда не возьмут. Но это архисложно, почти невозможно. В моем возрасте это только частная школа, стоит 11 400 евро в год. Учиться нужно 3 года.
– Что вам нравится и не нравится во Франции?
– Мне импонирует, что французы – не агрессивные люди. Они даже если злятся, то не показывают эмоций, потому что так воспитаны. Нельзя повышать голос, нужно вежливо разговаривать.
Едешь в городском автобусе, заходит бабушка, подходит к водителю и начинает расспрашивать, как ей пройти туда или как доехать сюда? И вот водитель 5-7 минут объясняет ей, а весь автобус сидит и ждет. Водитель даже выходит из кабины, чтобы показать направление движения.
А вот врачи здесь специфические. Даже сами французы говорят, что их врачи считают себя чуть ли не богами. На самом деле они прошли очень сложный отбор. Но это не повышает качество их обслуживания, потому что они все делают только по протоколу. Поэтому лечиться мы ездим в Украину.
Система образования, где твою судьбу решает классный совет, мне не нравится. Фактически школьнику не дают возможности заниматься тем, чем он хочет. Потом эти люди не могут найти себя в жизни, не хотят работать по профессии, которой были вынуждены учиться. У нас в Украине другой подход – хочешь, заканчивай старшие классы, хочешь – иди в колледж.
Больше всего мне здесь нравится погода и архитектура. Мы живем в Дижоне, город размером с Белую Церковь, здесь много красивых парков, есть река.
– Будете ли вы возвращаться в Украину и при каких условиях?
– Мне пока сложно ответить, будем мы возвращаться или нет. Конечно, это произойдет не раньше, чем закончится война, потому что я боюсь за своих дочерей. Я хочу, чтобы все это скорее закончилось. Мне даже страшно вообразить, что может повториться трагедия Бучи, Ирпеня, если россияне вдруг снова попытаются захватить Киев.
Я морально готова восстанавливать Украину. Моя профессия такова, что у меня всегда будет работа по любимой специальности, а не по той, которую мне здесь предлагают. Оставаться здесь трудно из-за языкового барьера – я никогда не выучу французский до уровня С2.
Нас в Украине ждет дом, который я до войны купила и в котором мои дети хотят жить, там все, как мы хотели. Это дом нашей мечты.
Хотя я не могу сейчас ничего планировать, никаких обязательств не даю. Но если пофантазировать, мои дети очень хотят вернуться в Украину.
К примеру, был случай со старшей дочерью. Мы ездили домой на каникулы. У меня там мама, племянник. И когда мы возвращались назад, то все были огорчены. Я говорю: «Девочки, вы не расстраивайтесь, я уже взяла билеты, и в апреле мы снова поедем в Украину».
И вот наступил апрель, у меня билеты на 11 число, утренний самолет. А Ева ходит в Дижонскую консерваторию, занимается танцами, и чтобы перейти на следующий уровень, нужно сдать экзамен. Мне приходит сообщение, что именно на 11 апреля назначен этот экзамен. Перенести дату нельзя, разве что остаться на второй год с младшими детьми. А учитывая, что она и так занимается в группе с детьми на год младше, ей это, конечно, не подходит.
Я ей предложила остаться во Франции, сдать экзамен, а мы поедем. А она говорит мне: «Мама, ты понимаешь, что я жила только этим днем, когда мы снова поедем в Украину…» Я даже растерялась. Тогда мы потеряли билеты на самолет, и уже на следующий день после экзамена все вместе сели на автобус и поехали домой. Дети очень скучают, они хотят вернуться к своей привычной жизни, к своим друзьям, в свой дом.
– Изменилось ли отношение французов к украинцам за эти два года?
– Французы такие, что не будут показывать свое отношение. Я не общаюсь с социальной службой, но те, кто с ними имеет дело, говорят, что они сильно раздражены по нашему поводу.
У нас многие украинцы хотят здесь работать. Однако дело в том, что здесь на работу украинцев не принимают. Устроиться в отель можно по знакомству, незнакомых людей не хотят брать. Здесь как при советской системе все устроено – «по звонку», так сказать.
Выходит, государство не создает рабочих мест для эмигрантов. У них очень хорошая политика в отношении людей в ситуации инвалидности. Если работодатель берет такого человека, ему это выгодно, у него появляется льгота. Но если вы хотите, чтобы иностранцы активно работали, создавайте подобную программу. Чтобы и для нас были какие-то вакансии, кроме уборщиц.
Моя знакомая украинка, переводчица, хотела здесь устроиться швеей. Она показала свое умение шить, но ее не взяли, сказали, что у нее временная защита истекает в сентябре. Она объяснила, что ее все время продлевают. Но они не обратили на это внимания, такое впечатление, что придумывают причины для отказа.
Украинцы, которые смогли устроиться на работу, буквально протискивались, проталкивались на эти места. Даже на рабочие специальности принимают со скрипом. Или предлагают невыгодные условия, например ночные смены.
Или мой пример. Дайте мне возможность как можно скорее адаптировать мой трудовой опыт, чтобы я могла работать. Я уже эту работу написала (чтобы подтвердить на официальном уровне свой опыт работы и получить после экзамена французский диплом. – Ред.) и могу через две недели ее защитить. Но нет, экзамен только в октябре-ноябре, потому что комиссия заседает лишь дважды в год.
Не мое дело – менять здесь правила, но хотелось бы более лояльных условий для трудоустройства.
